Фокстрот белого рыцаря: мистик и духовидец Андрей Белый

Андрей Белый, автор знаменитого трактата «Символизм как миропонимание», поистине сумел «символизировать» свою жизнь, тщательно создавая уникальный публичный образ и разрабатывая во всех подробностях собственную писательскую репутацию. Своеобразное мифотворчество, стремление эстетизировать любые проявления человеческого существования привело к увлечению разнообразными мистическими учениями: в 1912 году Андрей Белый попадает на лекцию к немецкому философу Рудольфу Штайнеру, знаменитому на весь мир антропософу.

Эта встреча наложила отпечаток на всю дальнейшую судьбу одного из наиболее ярких представителей русского «серебряного века».

Создание своего четко продуманного образа, выстраивание и даже режиссирование своей судьбы по заранее придуманному сценарию — этот тип поведения был вполне традиционен для «декадентствующего» периода рубежа веков как в России, так и в Европе. В своих мемуарах «Начало века» Белый иронически вспоминает о том, как его воспринимали современники: «…появляются оспаривающие друг друга «Белые» — в Белом: компания их: мистик, кантианец, поэт, стиховед, оккультист, скептик, индивидуалист, коллективист, анархист и социалист таким выгляжу я извне…». Если в размышлениях уже зрелого и общепризнанного мастера слова прослеживается тенденция к отказу от столь широкого круга публичных авторских «масок», то в ранние годы, кажется, что все свои увлечения и интеллектуальные занятия Белый оценивал более, чем серьезно.

В 1910 году уже знаменитый молодой писатель и теоретик символизма совершает масштабное путешествие по всем наиболее знаковым местам мира: Италия, Египет, Палестина, Тунис. Под влиянием своей подруги художницы Аси Тургеневой (родственницы Ивана Сергеевича) Белый отправляется в Кельн послушать лекцию крайне популярного в то время историософа Рудольфа Штайнера. В 1913 году Штайнер создает в Берлине Антропософское общество, основной целью которого было провозглашено освобождение человеческого сознания и поиск путей постижения сущности высших миров. Спустя непродолжительное время подобное же общество было учреждено и в Москве, причем в число его поклонников входили актер Михаил Чехов, поэт Максимилиан Волошин, экономист Борис Грегоров и другие. В швейцарском городе Дорнах Штайнер и его ученики закладывают «краеугольный камень» в основании храма своего антропософского учения — Гётеанума, названного в честь великого германского гения, чьи пантеистические мировоззрения оказали непосредственное влияние на мысли Штайнера.

Андрей Белый и Ася Тургенева в Дорнахе, 1915 год

Вполне согласно духу и букве мистического учения Штайнера, разворачиваются хитросплетения событий, ставших пророческими знаками в дальнейшей истории взаимоотношений русского символиста и немецкого философа: видения Штайнера или кого-то похожего на него во сне, встречи в трамвае, спиритические шумы и таинственная атмосфера в квартире — всё указывало на неизбежность и судьбоносность встречи. За несколько лет со дня первого знакомства с Учителем Белый прослушал около 400 его лекций, принимая участие не только в теоретических занятиях, но и в практических семинарах по эвритмии — динамической системе обучения для становления самосознания души. Эвритмия, по мысли Штайнера, это не просто танец, а «видимая речь», движение, выражающее внутренние звуки и настроения во внешних проявлениях. Страстное духовное служение Штайнеру коррелировало с особым взглядом Белого на христианство, его мистические корни и ритуалы, что выразилось в увлечении идеями розенкрейцеров (это, кстати, затронуло и другого великого русского символиста — Александра Блока, автора поэмы «Роза и крест», в основу которой легли мистические представления о розенкрейцеровском братстве).

В 1914 году Белый окончательно переселяется в Дорнах, поближе к своему Учителю и его великим свершениям. Тем более, что, вероятно, именно такого рода деятельность могла стать своеобразным интеллектуальным ответом и вызовом всем катастрофам последующих нескольких лет. Белый получает лично от Штайнера советы и рекомендации по определенной системе дыхательных упражнений, способах тренировки памяти, силы воли и сверхчувственных возможностей.

Он, согласно воспоминаниям и письмам, научился ощущать свое астральное существо, выходить из физического тела и проникать в мир духовных сущностей. Блестяще владея немецким языком и читая произведения классических философов-идеалистов, Белый предпочел выражать свои мысли Штайнеру в виде разнообразных рисунков, в которых открывается мир мистических озарений и потусторонних видений. Белый рисовал, как он сам выразился, «копии с духовно узренного»: жизнь ангельских иерархий на луне, солнце, Сатурне, небесные иерархии, неземные ландшафты.

Так, путем мистической эманации, Белый учился постигать тайны мироздания и выстраивать новую оккультную реальность, вполне в духе идей Елены Блаватской и ее «Тайной доктрины» или Даниила Андреева в «Розе мира». Причастность к эзотерическому знанию, недоступному большинству, культивировала комплекс избранничества, свойственный многим современникам Белого — закрытость и своеобразная элитарность круга адептов, которые как в знаменитых древнегреческих Элевсинских мистериях снискали высшей истины и в атмосфере строжайшей секретности готовятся совершить духовный переворот.

А.П. Остроумова-Лебедева. Портрет Андрея Белого. Коктебель. 1924.

Однако, переворот был совершен совсем другими силами и с иными целями — после семи лет нищеты, скитания по чужим квартирам и использования собственных рукописей в качестве розжига для печки Андрей Белый в 1921 году отправляется в Германию с единственной целью — восстановить общение со своим Учителем. Он поселяется в Берлине, и во многом именно благодаря его усилиям и знакомствам, там удается создать весьма сплоченную группу русских эмигрантских литераторов, которые устраивают тематические культурные вечера на стыке сближения двух национальных традиций. Берлин 20-х — настоящий плавильный котел из различных культур, центр созревания разнообразных авангардных течений, которыми так была богата реальность Веймарской республики. Однако, братья по антропософской ниве совсем не спешили вступать в контакт с вернувшимся из Советской России поэтом — в их глазах он выглядел весьма подозрительно, что не сочеталось с закрытостью их деятельности: «Ни одного ласкового антропософского слова за это время; два года жизни в пустыне, переполненной эмигрантами и вообще довольными лицами антропософских врагов, видящих мое страдание… я не жаловался, а — плясал фокстрот».

Кстати, эти танцы Белого стали его своеобразной «визитной карточкой», отвечая по духу и ультрасовременному тогда экспрессионистскому танцу (одним из его образцов может служить раннее актерское творчество Лени Рифеншталь), и штайнеровским упражнениям по эвритмии. Поэтесса Вера Лурье, которая иногда принимала участие в этих танцах, вспоминала впоследствии: «Белый носил длинный чёрный пиджак и вместо галстука чёрный шёлковый бант. Мы танцевали в ритме one step или шимми, и ещё им самим придуманный танец, который не имел ничего общего с модными танцами. Но публика была в таком восторге, что мне даже дарили цветы».

Уникальный сценический образ Белого-поэта был сконструирован мастерски: и тщательно продуманные визуальные атрибуты (черный цвет и повязанный бант — образ трагического Арлекина), и необычное эпатажное поведение — все это вместе взятое создавало запоминающийся образ самобытного поэта великой культуры. Однако, разочарование в своем Учителе Рудольфе Штайнере постепенно достигло своего апогея, и Белый принял решение в очередной раз совершить переворот в своей собственной жизни — в 1923 году он возвращается в Россию, как поверхностно казалось, совершенно оставив все свои антропософские размышления…