Политпросвет не давал разрешения на постановку пьесы М. Булгакова "Дни Турбиных". Сталин узнал об этом и захотел сам ознакомиться с пьесой. В МХАТ'е был устроен закрытый просмотр спектакля. Кроме Сталина в ложах сидели Каганович, Ежов, Бубнов, Стецкий и другие руководители партии и правительства, но наркома просвещения Луначарского не было. Зал был заполнен представителями партийного аппарата среднего звена.
После первого акта Сталин вышел из ложи, никак не показав своего отношения к спектаклю. Зал безмолвствовал.
И после второго акта Сталин молча вышел из ложи...
После окончания спектакля Сталин подошел к барьеру ложи, молча оглядел растерянных присутствующих (они же не знали что делать: свистеть или аплодировать), выдержал паузу, а потом несколько раз похлопал руками.
В зале немедленно вспыхнули бурные аплодисменты. Сталин опустил руки, и аплодисменты смолкли. Усмехнувшись, Сталин снова захлопал, в зале началась овация, а на сцене появились плачущие от счастья артисты.
В правительственном кабинете при ложе был накрыт стол: фрукты, вино, конфеты. В.И. Немирович-Данченко сказал после спектакля:
- Я мгновенно понял, что Иосиф Виссарионович в восторге! Я это почувствовал сразу! Как всякий великий политик, товарищ Сталин не может не обладать даром выдающегося актера.
Сталину это замечание не очень понравилось.
Подняв бокал с вином, Сталин обратился к Станиславскому:
- Скажите, Константин Сергеевич, сколь часто наши неучи из политпросвета мешают вам, выдающимся русским художникам?
Станиславский не ожидал такого вопроса:
- Простите, не понял...
Сталин пояснил:
- Вам же приходится сдавать спектакли политическим недорослям, далеким от искусства... Вас контролируют невежды из охранительных ведомств, которые только и умеют, что тащить и не пущать... Вот меня и волнует: очень ли мешают вам творить эти проходимцы?
Станиславский подвинулся к Сталину и прошептал:
- Иосиф Виссарионович, тише, здесь же кругом ГПУ!
Сталин расхохотался.