Когда мы начинаем верить писателю? Похоже, тогда, когда начинаем жить в выдуманном им мире.
Неважно, документальный ли это рассказ, поэма или фантастическая история. Писателю можно простить даже непроизносимые имена героев, вроде Бам-Грана или Корриды Эль-Бассо у Александра Грина. Куда больше этого нагромождения звуков нас волнуют детально описанные Грином Лисс или зурбаганский порт. Эта вторая писательская реальность завораживает читателя в «Алых парусах», в «Бегущей по волнам», в «Кораблях в Лиссе». Даже юмористический рассказ «Капитан Дюк», написанный в неподражаемой угловатой гриновской манере, убедителен до слёз в тот момент, когда попавший в религиозную секту бравый капитан принимает решение вернуться на свой верный корабль и прикидывает в уме, как он будет проходить опасный пролив. Тут тебе и фарватер в форме гитары, и плоская мель, и сильное косое течение…
Друзья Грина вспоминали, что он мог детально описать любые места своей «Гринландии» вплоть до какого-нибудь пригорка, причём всегда хорошо помнил, на чём остановился, и продолжал рассказ так убедительно, словно эти края существовали на самом деле. У него была своя романтическая вселенная – колонии без покорённых или уничтоженных туземцев, чудаковатые пираты-буканьеры и якорные цепи из чистого золота, две тысячи метров шёлка самого чистого алого цвета, прекрасные девушки, скользящие по морским волнам…
Мир Александра Грина – яркий, полный красок, звуков и запахов, света и теней. В нём хватает бед, но он остаётся светлым. Недаром Грина так любил мастер слова Паустовский.
Одновременно с Грином жил, творил – хотя и не дожил до признания – другой писатель, отличавшийся от русского романтика, как день от ночи. Если Грин понятен и любим на одной шестой части земной суши, то американец Говард Лавкрафт известен куда шире. Стихия Грина – свет, стихия Лавкрафта – темнота. Грин создал утопию, Лавкрафт – ночной кошмар.
У Лавкрафта тоже есть свои любимые выдуманные города, которые он описывал не менее подробно, чем Грин – Лисс или Зурбаган. Только города и деревушки Лавкрафта населены ужасами, а названия «Аркхем», «Мискатоник» или «Иннсмут» знакомы практически каждому любителю хоррора. Писатель расположил их в хорошо ему знакомых штатах Новой Англии – Род-Айленде, Вермонте, Массачусетсе .
Страна Лавкрафта существует, подобно Гринландии, причём не только в пространстве, но и во времени. Многие лавкрафтовские персонажи числят в своих предках салемских ведьм или колдунов.
Словно этого было мало, писатель заполнил чудовищами и чудовищными культами гавань Нью-Йорка и подземные туннели Бостона. И читатель снова вошёл в мир, где за старыми кирпичными стенами прячутся гаргульи и адские псы, а из мансарды какого-нибудь ветхого домишки можно шагнуть в иные измерения.
Но и этого Лавкрафту оказалось недостаточно. Он создал Мифологию. Именно так – Мифологию с большой буквы. Он придумал Ктулху, Древних Богов, Старцев, шогготов, затонувший город Р`льех и – в тех случаях, когда не ограничивался общими словами – описал их так ярко, что Мифология стала общим местом массовой культуры.
Лавкрафт любил подчёркивать непостижимость и многомерность придуманной им вселенной. Однако в повести «Хребты Безумия», где люди первой трети двадцатого века сталкиваются с заброшенным городом Старцев в Антарктиде, артефакты исчезнувшей расы описаны настолько детально, что читатель буквально видит эти туннели, пандусы и художественные рельефы, ощущает запахи, прислушивается к шорохам и свисту, понимает, что там, внизу – неведомая угроза. И вместе с героями спасается бегством, позволив себе – и Лавкрафту – только один взгляд назад.
У Лавкрафта и – частично – у Грина был предшественник и учитель, обладавший потрясающим даром видеть и рассказывать. Это, конечно, Эдгар Аллан По. Жутковатые мотивы По звучат, как мне кажется, в гриновском рассказе «Крысолов», а Лавкрафт и вовсе ничтоже сумняшеся позаимствовал из романа мэтра «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» крик «текели-ли» для своего шоггота. По был мастером детали. Чего стоит только описание шторма и гигантского водоворота в рассказе «Низвержение в Мальстрем»! Грозовая туча невиданного медного цвета, громадные волны – и гладкие стенки водной воронки, отражающие призрачное лунное сияние… По взял читателя за руку и повёл на рыбацкую шхуну, заставил пережить панику, увидеть застывшие стрелки остановившихся часов, потерять голову и снова обрести самообладание. По утопил читателя вместе со шхуной и братом рассказчика – По спас читателя вместе с рассказчиком, привязавшим себя к бочонку…
Как писал Владимир Набоков, хороший читатель знает, что искать в книге реальную жизнь, живых людей и прочее – занятие бессмысленное. Ощутить прелесть книги можно только приняв её законы и условности. Настоящий писатель умеет предложить читателю свои законы так, что читатель их принимает. В этом, наверное, и заключается тайна реальности выдуманных миров.
Свежие комментарии