На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

В горе и радости: Борис Слуцкий и Татьяна Дашковская

В горе и радости: Борис Слуцкий и Татьяна Дашковская

Поэт Борис Слуцкий не мог пожаловаться на недостаток внимания у женщин. Он был красавцем, он вернулся с фронта в звании майора, и он был холостяком — не мудрено, что в послевоенной Москве он считался одним из самых интересных мужчин. Но заводить серьезные отношения Слуцкий не спешил, а несерьезными брезговал, особенно насмотревшись на друзей, которые были счастливы в семейной жизни, и при этом «им нравились девушки с молодыми руками».

А я был брезглив (вы, конечно, помните), Но глупых вопросов не задавал. Я просто давал им ключ от комнаты. Они просили, а я — давал.

Все жили так, а ему так было противно. У него

«не стояло Люськи ни одной в телефонной книжке записной».

Такой он был человек, что ему нужно было настоящее, неподдельное. Он, взрослый, повидавший всякого человек, ждал настоящей любви с какой-то юношеской щепетильностью.

 

В горе и радости

И он ее нашел. Есть несколько версий истории его знакомства с Татьяной Дашковской. По одной, Слуцкий увидел, как молодой коллега здоровается с симпатичной женщиной и неловко пошутил:

«Познакомите меня с ней — дам рекомендацию в Союз писателей».

По другой — увел Татьяну у своего приятеля.

Они быстро поженились и обменяли две своих комнаты в коммуналке на двухкомнатную квартиру и зажили, как король и королева. Оба красивые, умные, бесконечно влюбленные друг в друга, они были прекрасной парой.

Вместе им пришлось пройти и через счастье, и через беду. Слуцкий был одним из тех, кто осудил Пастернака, который получил Нобелевскую премию за «Доктора Живаго». Двухминутная речь на собрании московских писателей стоила ему репутации человека безупречной нравственности. Он искренне считал, что поступает правильно, что он должен действовать в интересах государства. И раскаялся он не через несколько лет, когда каяться стало модно, а через несколько дней. Но было уже ничего не изменить.

Главное, он не мог простить себя сам, не мог себя не презирать. Эта история подкосила Слуцкого, и Татьяна делала все, чтобы его вытащить. Она не перестала его любить. Она была рядом. Она смотрела на него теми же сияющими, восхищенными глазами, заговаривала нежными словами. И Слуцкому становилось легче.

Когда она умирала

Тогда они думали, что переживают свое самое плохое время. Но это было еще не самое страшное. По‑настоящему страшно стало, когда врачи нашли у Татьяны лимфогранулематоз. Она умирала медленно и в страшных страданиях, и теперь уже была очередь Слуцкого смотреть на нее глазами, которые не позволяли даже усомниться в том, что все кончится хорошо. Чтобы помочь ей, он делал невозможное: находил самых лучших врачей в самых лучших клиниках, доставал самые современные лекарства, организовывал лечение в Париже. Он боролся за ее жизнь со стойкостью солдата, но он проиграл. Татьяна умерла в клинике, и он был рядом, когда она умирала.

Написал и сошел с ума

На похоронах жены Слуцкий был сдержан и собран. А потом почти три месяца выплескивал горе в строчки, безостановочно писал и писал стихи.

А я ничего не видел кругом, а совесть горела и не перегорала, поскольку был виноват кругом, и я был жив, а она умирала.

«Когда умерла Таня, я написал двести стихотворений и сошел с ума», — говорил он потом.

У Слуцкого началась депрессия, из которой он уже не смог выбраться. После этих стихов, которыми поэт прощался с женой, он не написал больше не строчки, не смог. Без Татьяны Борис Слуцкий прожил девять тихих и тревожных лет. Последние годы жил в Туле вместе с младшим братом, часто лечился в психиатрической клинике, но легче не становилось. Он был сильным человеком, но боль потери была сильней.

Каждое утро вставал и радовался, как ты добра, как ты хороша, как в небольшом достижимом радиусе дышит твоя душа.

Ночью по нескольку раз прислушивался: спишь ли, читаешь ли, сносишь ли боль? Не было в длинной жизни лучшего, чем эти жалость, страх, любовь.

Чем только мог, с судьбою рассчитывался, лишь бы не гас язычок огня, лишь бы ещё оставался и числился, лился, как прежде, твой свет на меня.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх