Тройка! Семерка! Туз! Русские классики-игроки

 

Во времена, когда мир еще не знал не то что соцсетей, а даже телевизора, люди развлекались азартными играми. Отметим, что они и сейчас держат одно из первых мест в хит-параде человеческих страстей. Но в старые добрые времена и Золотого, и Серебряного века игра была образом жизни — поэтому она вошла в творчество большинства заметных авторов, многие из которых сами были заядлыми игроками.

В первую очередь, конечно, наш июньский именинник — Александр Сергеевич Пушкин. Хотя играл он относительно удачно и всегда в итоге рассчитывался с карточными долгами, у него накопилось немало злых шаржей и эпиграмм на кредиторов (а когда они случайно всплыли, в обществе разразился нешуточный скандал).

Неслучайно Пушкину так блестяще удался образ Германа в «Пиковой даме» и вся мистическая история с тройкой, семеркой и тузом — Александр Сергеевич знал, о чем писал!

В воспоминаниях поэта и критика Владислава Ходасевича (к нему самому мы еще вернемся) есть любопытный эпизод:

«Я сижу между Толстым и Достоевским. Толстой ставит в банк три рубля, я открываю восьмерку, он пододвигает мне карту и зеленую трешницу. Я оставляю ее в банке. «Карту», — говорит Достоевский, и тоже открывает восьмерку. Тотчас, однако, он брезгливо приподымает трешницу, держа ее за угол кончиками ногтей, и цедит сквозь зубы.

— Такую грязную бумажку я не приму.

Остолбенев, я не успеваю ему ответить, как Толстой вмешивается:

— Эту бумажку я пустил.

Достоевский: В таком случае, вы ее и перемените.

Толстой: Даже не подумаю, я ее не сам делал.

Достоевский: Весьма вероятно. Но может быть вы ее сами замуслили?

Разгорается ссора, во время которой Толстой грубит, а Достоевский язвит и нервничает, покрываясь красными пятнами.

Всё это — не ложь и не бред. Просто, действие происходит в игорной зале Литературно-Художественного Кружка, в 1907 или 1908 году, и участвуют в нем не те самые Толстой и Достоевский, а их сыновья, впрочем — уже пожилые: Сергей Львович и Федор Федорович. Кончается всё тем, что окружающие, потеряв терпение, зовут дежурного директора, который решает спор в пользу Толстого. Достоевский встает и уходит. Игра продолжается«.

Что ж, оба сына так или иначе пошли по стопам своих родителей — во всяком случае в том, что касается увлечения игрой вообще. Мы не знаем, были ли Федор Федорович и Сергей Львович так же неудачливы в игре, как и их отцы.

Например, Лев Толстой играл, сильно горячась и относился к этому серьезно. А азартные игры, как известно,  не любят игроков такого типа. Максим Горький вспоминал, что видел, как дрожали руки пожилого уже Толстого, когда тот прикасался к картам. Впервые крупно проигрался Лев Николаевич тогда же, когда и начал играть, в 1849-м году, а в последний раз — в 1862-м, когда спустил издательскую ссуду за «Кавказского пленника».

Фёдор Михайлович Достоевский поступил профессионально — историю своих непростых отношений с игрой переработал в роман, который так и называется — «Игрок». Не секрет, что произведение это Достоевский писал как сугубо коммерческое, да и большинство своих книг создал под сильным давлением издателей, будучи вынужден работать на покрытие долгов. Сколько умоляющих писем получала от проигравшегося Достоевского его вторая супруга Анна Сниткина — мы даже не беремся себе представить…

Гораздо лучше дела с игрой обстояли у Николая Некрасова. Разбогатев во второй половине жизни, Николай Алексеевич увлекся картами и охотой. Собственно, картами Некрасов интересовался всегда, но только в 1850-е г.г. смог позволить себе играть на широкую ногу и в высшем обществе. Однажды Некрасов, по его собственным воспоминаниям, проиграл 83 000 рублей — невероятные по тем временам деньги. Однако выигрывал он больше — самым большим выигрышем Николая Алексеевича стали… 600 000 рублей! Уже одни эти суммы говорят о том, с какими партнерами и на каком уровне играл поэт. А не проигрывался он потому, что никогда не терял рассудка, был очень наблюдателен и оставил после себя подробные записки с рекомендациям будущим игрокам.

Об этих записках говорит в своей книге воспоминаний «Белый коридор» упомянутый выше Владислав Ходасевич. Поэт был одним из самых увлеченных игроков литературной Москвы начала ХХ века — но скорее «некрасовского», чем «достоевского» толка. Ходасевич играл очень «художественно», ему нравилось наблюдать за игроками — в частности он оставил довольно подробные описания игры Валерия Брюсова (который, по словам мемуариста, любил стратегические игры, вроде преферанса и винта, а в истинно азартных был удивительно скучен).

Советская власть перевела игру в разряд недопустимых развлечений и мы уже не знаем, играли ли писатели нового времени и как увлеченно…